И тогда у него в голосе появляютца такие зловещие нотки:
— А я вчера твою бабу видел, приятель, она работает в баре, в «Порту радости». Симпатичная она у тебя. Говорят, вы разбежались, а?
Я чувствую, как у меня внутри все холодеет. И я ничего не могу сказать.
— Я вот думаю, может, ее как-нить на свиданку пригласить, а? Ну там, вино, ужин, и вся херня. Уж я знаю, как надо бабу обхаживать, да! Уж кто-кто, а я знаю.
У меня сердце колотитца, будто бешеное, друг, но я смеюсь, типа я въехал в шутку, а потом говорю:
— Ладно, выберусь, выпьем по кружечке. Мне оно тока на пользу пойдет. Может, даже настроение маленько улучшитца. Знаешь што, давай встретимся в баре «У Николь», это на улице Объединения, знаешь? Там у них две симпатичные девочки работают. Очень даже стоит занятца.
И он ведетца.
— Вот теперь узнаю старину Мерфи. Когда?
— В восемь.
Но я вовсе не собираюсь тащитца в этот гадючник на улице Объединения, я пойду в «Порт радости», штобы убедитца, што все в порядке.
Я выцепил этого пидора, Второго Приза, и позвонил Уроду Мерфи, потому што хотел разобратца уже до упора во всем этом дерьме, что касается Джун. Тут, бля, кто-то што-то не так понимает или меня снова пытаютца наебать. Мои же друзья. Не может быть у человека никаких друзей — чем старше становишься, тем яснее это понимаешь. Второй Приз стоит у бильярдного стола, нервничает, пытаетца пить томатный сок, как пидор какой-то. Я ему покажу сок томатный, уроду. Блядский антисоциальный урод.
— Вся эта хуйня насчет алкоголизма — это все бред собачий. Ты вполне можешь позволить себе кружку пива, это тебя не убьет, точно тебе говорю. Одну кружку, бля!
— Нет, мне нельзя пить, Франк, мне доктор сказал, — говорит он, а в его мелких глазенках читаетца, што мозги ему проебали по полной, так што теперь там нет ничего, кроме того говна, который они, мудаки, называют светом Господним. Господний свет, ебать меня в жопу, охуеть можно.
На хер, на хер.
— Да што, бля, они понимают? Они моей маме сказали, што ей нужно бросать курить. Она выкуривает по три пачки в день. Она мне говорит: «Што мне делать, Франк, мне нужно курить, штобы успокаивать нервы. Это единственное, што мне помогает, потому што все эти таблетки — фигня». Ну, я ей и сказал: «Вот если ты бросишь курить, тогда все будет и правда херово». Потому што для нее это будет как шок, и этот шок ее точно убьет. Реально. Я ей говорю: «Если еще ничего не сломалось, так и на хер чинить». Так што ты вполне можешь позволить себе кружку пива, бля.
— Не, не могу.
— Слушай, бля, я сейчас беру тебе кружку пива, и разговор, бля, на этом закончен, — говорю я ему, иду к Чарли, который работает в баре, и беру две кружки лагера. И он у меня ее выпьет, эту мудацкую кружку, я, бля, деньги запросто так не трачу. И когда я несу обе кружки обратно к бильярду, я вижу, как в бар вваливаетца какой-то урод, и это явно не наш Урод. Я говорю Второму Призу, который мнетца у бильярда:
— Ну што, пидор, готовься к смерти.
Я думаю про свою маму, и как я пытался ей помочь. Только ей, бля, все это по барабану, буду я ей помогать или нет. У нее есть ее блядское бинго, а остальное ее не ебет. Будь моя воля, я бы позакрывал все эти ублюдские лотереи, пустая трата бабок и времени. Это не скачки, от этого дерьма никакого кайфа.
В любом случае Второй Приз нарвался. Я проигрываю ему партию, и мы начинаем еще одну. Я смотрю на дверь. Урода по-прежнему не видать.
— Ты не пьешь пиво, — говорю я Призу.
— Ну, Франко, я не могу, правда, друг…
— Не могу или не буду? — спрашиваю я, глядя ему в глаза. Потом, непонятно почему, я оглядываюсь и смотрю на парня, который стоит у барной стойки и читает раздел про скачки в «Record». Есть в нем что-то знакомое. Я знаю этого пидора или знаю што-то о нем. Этот парень — зверь. Я знаю эту породу людей, это, бля, моя работа, разбиратца в таких вот людях. Они обычно пытаютца от меня сныкатца, потому што знают, што я захочу посмотреть им в глаза. Што он там сделал? Похитил ребенка, изнасиловал слепую бабу, отрезал голову младенцу? Да это, бля, и не важно. Важно только одно: он сейчас здесь, и в нем сидит зверь. И он здесь, в одном пабе со мной и со Вторым Призом, сидит, бля, у барной стойки со своим ебаным «Record».
А Чарли, бармен, обслуживает этого пидора, наливает ему пиво, блядь, как будто все так и надо, а какие-то козлы, что сидят в углу, пялятца на меня. Старые пердуны. Они типа приветливо улыбаютца, но смотрят на меня так же, как и на этого пидора. И видят только одно: вот, бля, урод, который только что отсидел. Ну, так вот, я, бля, совсем не такой же, как этот пидор, и я, бля, никогда таким не буду. А этот козел сидит себе, пьет свое пиво и радуетца жизни, блядь! Шляетца по улицам, ошиваетца около школ, поджидает маленьких мальчиков и идет за ними…
И он здесь, в этом ебаном пабе, в моем ебаном пабе. Зверь. Пьет он тут бля!
— Вон сидит зверь, — говорю я Второму Призу, который катает шары, — тут сидит зверь, понимаешь. Зверь на свободе, — говорю я ему.
Второй Приз тупо таращитца на меня и, судя по всему, ничего не собираетца предпринимать по этому поводу. Все это блядское христианство, всепрощение, любовь к ближнему, у него явно сорвало резьбу из-за всей этой поебени. Все мы — заблудшие души и паства Господня, бля.
— Парень просто зашел сюда попить пива, Франк, оставь ты его в покое. Хватит, — говорит он, быстро разбивая шары, как будто он знает, што я собираюсь подойти к этому пидору.
Да што, бля, такое со всеми творитца?! И он смотрит на меня и моргает, как будто он што-то такое увидел у меня во взгляде, и говорит: