Порно - Страница 14

— Нам нужно поговорить, — выдает он.

— Нет, не нужно, — отвечаю я, глядя на пятно от помады у себя на стакане.

— Нельзя, чтобы все закончилось вот так. Я хочу получить объяснения. Хоть это-то я заслужил.

Я качаю головой и поджимаю губы. «Хоть это-то я заслужил». Ну и придурок. Как это скучно и даже немного неловко, а я ненавижу, когда мне скучно, и не люблю, когда меня ставят в дурацкое положение.

— Уходи.

Колин весь надувается и показывает на меня пальцем, тряся им в воздухе, чтобы подчеркнуть свои слова:

— Тебе пора повзрослеть, ты, мелкая сучка, и если ты думаешь, что ты можешь вот так вот просто…

— Слушай, парень, тебе лучше уйти. — Рэб встает. В глазах Колина мелькает вспышка узнавания, и я знаю, о чем он думает: это всего лишь студент, а на студентов есть Университетский сенат, и всегда можно пригрозить исключением, если ему попытаются нагрубить. Черт подери, он бы лучше побеспокоился о том, что сенат может сделать ему: преподавателю, который трахается со студентками. Похоже, что с тех пор как я его бросила, Колин зациклился на своей идее, что мне пора повзрослеть. А что же случилось с теми зрелыми отношениями, коими мы наслаждались в те безмятежные дни… э-э… еще на прошлой неделе?

Я уже готова забыть обо всем, но тут Лорен решает вмешаться. Ее лицо скорчилось в неприветливую гримаску, взгляд — злой и жесткий, и она говорит:

— Мы тут сидим, приватно выпиваем.

Я начинаю глупо и пьяно хихикать, пытаясь представить себе, как можно выпивать приватно в общественном заведении.

Но мне не требуется помощь общественности. Колина я могу отшить самостоятельно.

— Меня от тебя тошнит, Колин. Меня тошнит от твоего вялого алкоголичного пожилого члена. Меня тошнит от того, что я себя чувствую виноватой за то, что он у тебя не стоит. Меня тошнит от твоей жалости к самому себе, потому что жизнь прошла мимо тебя. Я выжала из тебя все, что могла. А теперь я хочу просто выбросить на фиг иссохшую оболочку. Я сейчас не одна, как видишь, поэтому сделай нам всем одолжение и отъебись. Чтобы я тебя больше не видела. Очень тебя прошу.

— Ах ты сука, блядская тварь… — говорит он, его лицо становится багровым, как кровоподтек. Он самодовольно оглядывается.

— Ах ты су-у-ука. — Я подражаю его скулящему голосу. — И это все, на что тебя хватает?

Рэб пытается что-то сказать, но я перебиваю его и снова обращаюсь к Колину:

— Слушай, ты что, недотягиваешь до уровня нормального человеческого разговора? Даже за этим столом? Пожалуйста, уходи.

— Никки… Я… — говорит он примирительным тоном, снова оглядываясь по сторонам, нет ли где его учеников, — …я просто хочу с тобой поговорить. Если между нами все кончено, ладно. Просто не хочется, чтобы все закончилось именно так.

— Хватит ныть. Найди мне на замену очередную наивную дурочку, которая будет тобой восхищаться. Если протянешь до конца лета, через пару месяцев появятся новенькие. Боюсь, я не настолько себя не люблю, чтобы продолжать с тобой общаться.

— Стерва, — огрызается он. — Блядища! — И пулей вылетает за дверь. Дверь захлопывается за ним с громким стуком, я на пару мгновений краснею, но это быстро проходит, и мы смеемся. Девушка за стойкой смотрит на меня, я пожимаю плечами.

— Ни стыда, ни совести, Никки, — шипит Лорен.

— Ты абсолютно права, Лорен, — говорю я, глядя в глаза Рэбу. — Заводить роман с преподавателем… это не смешно. А в моей практике это уже второй. Первый был в Лондоне, когда я там училась. Профессор английской литературы. Забавный был тип, а если сформулировать поточнее, то просто повернутый.

— Ой, нет… — начинает Лорен. Она уже слышала эту историю.

Но я снова рассказываю историю Майлса, хотя знаю, что Лорен будет смущаться и злиться.

— Он был и вправду очень начитанным человеком. Как Блум в «Улиссе», он любил привкус мочи в жареных почках. Он покупал свежие почки и заставлял меня мочиться на них, оставлял на ночь мариноваться, а утром готовил их на завтрак. Да, он был извращенцем, но очень культурным, если можно так сказать. Он часто водил меня по дорогим бутикам, покупал мне всякие штуки. Любил выбирать для меня одежду. Особенно если в магазине была молодая симпатичная продавщица. Он говорил, что ему нравится мысль о том, что одна девушка одевает другую, но исключительно в коммерческой среде, так сказать. Когда у него стоял, это всегда было заметно, иногда он даже кончал в штаны.

Лорен очень мила, когда сердится, особенно если она совсем взбешена, в ее внешности появляется какая-то изюминка. Щеки краснеют, глаза блестят. Может быть, поэтому люди и любят ее доводить, им просто нравится смотреть на Лорен, когда она злится.

Рэб смеется, Лорен кривится.

— Смотри, Рэб, какая Лорен красивая, — говорю я. Лорен это совершенно не нравится. Она еще больше краснеет, глаза начинают слезиться.

— Иди ты на хер, Никки, завязывай страдать мудней, — говорит она. — Ты же себя на посмешище выставляешь. Прекрати смущать нас с Рэбом.

Но Рэб ни капельки не смущен. Этот парень нас возбуждает, Лорен — уж точно, но и меня тоже, и даже больше, чем мне бы хотелось. Он обнимает одной рукой Лорен, другой — меня и целует нас в щечки. Я вижу, как Лорен напрягается и краснеет, и почему-то я тоже заливаюсь краской, меня начинает слегка трясти.

— Вы обе красивые, — дипломатично отмазывается он, а может, ему и правда так кажется? Но как бы там ни было, теперь я замечаю в нем спокойствие, глубину и силу чувств, чего раньше как-то не видела. Правда, это ощущение пропадает, когда он убирает руки и спокойно так говорит: — Понимаете, какая фишка, если бы тут не было вас, хрена бы я остался на этом курсе. Мы тут сидим — треплемся об анализе фильмов, как какие-то блядские критики, хотя мы даже камеру в руках не держали. Впрочем, как и те пидоры, которые пытаются нас учить. За все это время нас научили только тому, как рассуждать о том, о чем мы понятия не имеем. И в этом единственный смысл ученой степени по искусству: вырастить очередное поколение паразитирующих зануд.