— На самом деле я что-то в последнее время совсем обленилась, — говорит она с этаким дремотно-каменным видом. Что она себе думает, что позволяет ему вот так себя лапать?! В следующий раз она что, даст ему ей впиндюрить, если он скажет: «М-м-м, крепкие стенки влагалища. Делала какие-то специальные упражнения?» Я красноречиво смотрю на Терри, мол, это, блядь, моя птичка, Лоусон, мудак недоделанный.
А он меня даже не видит.
— Да не. На твою задницу тока молицца. Я вот готов прям сейчас бухнуться на колени. Так что если вот этот счастливчик, — он снисходит до небрежного кивка в мою сторону, — тебя вдруг расстроит, ты знаешь, кому позвонить.
Никки улыбается, выворачивается из любовных тисков Терри и говорит:
— Зная тебя, Терри… ты же не ограничишься только молитвой? Тебе же захочется большего?
— Как ты права. Кстати о птичках, как насчет ночной съемки в порно? Я тут ходил на обследование, и мне сказали, что все нормально. Так что я теперь в полной боевой готовности.
— Ага, — говорю я, — а в венерической клинике ты не обследовался?
— Так что я готов, хочу и могу, — говорит он, как будто меня и не слыша.
— Ладно, Терри, у нас небольшая проблема. — Я объясняю ситуацию с «Новостями» и говорю, что хочу подержать все в секрете, пока фильм не выйдет.
— Ну, так можно прям у меня снимать, дома. А щас давайте-ка выпьем за Канны. Вот это будет отпад! Рад за вас, — улыбается он, а меня пробирает холод. Потом он кладет руку мне на плечо. — Прости, приятель, что я тогда так психанул. Просто немного завидую. Но успех старого друга — это и для меня тоже радость. Нет, правда. Я жутко за тебя рад.
— Без тебя, Тел, я б ничего не добился, — говорю я, потрясенный его великодушием. — И ты, правда, не обижайся. Я сейчас на мели. Поехать в Канны — это стоит целое состояние, даже всего на несколько дней. Вот начнутся продажи, тогда все будет. Я сразу тебе сообщу, как только деньги поступят.
— Ладно, забей. Я по-любому не смог бы поехать, у меня тут дела. Рэб тоже в порядке. Мы тут с ним на днях встретились, поговорили. У него там ребенок, учеба, и все дела.
— Ну и как наш Роберто? — спрашиваю я.
— Да вроде ниче. Ребенок вроде тоже ниче, — говорит Терри. — Сам бы я точно не смог так жить, тихой семейной жизнью. Однажды попробовал, но быстро понял, что не для меня.
— Со мной та же хуйня, — признаюсь я, — я просто не приспособлен к длительным отношениям. Это все из-за южного темперамента. Я не бегу от ответственности, но семейная жизнь — это совсем не мое.
— В общем, типичный обманщик, который тебя непременно кинет, — говорит Никки беззлобно. Выпивка ударила ей в голову, должно быть, «легла» на траву, которую она курила весь день. Растаманка, бля, чертова, и она еще удивляется, как это у нее с гимнастикой не сложилось! — Но за это мы его и любим.
— Ну, иногда, — говорит Терри.
— Да. А почему он такой? Почему он так любит манипулировать людьми? Я думаю, что все потому, что он рос среди женщин, которые слепо его обожали. Да, это чисто итальянская заморочка. Он умеет разбудить в женщине дремлющий материнский инстинкт, — говорит Никки.
Она начинает меня раздражать. Эта тенденция к психоанализу со временем утомляет. Моя бывшая жена делала то же самое, и какое-то время мне это нравилось. Мне казалось, что это проявление заботы. Потом я понял, что она вела себя так со всеми, это была просто привычка. В конце концов она была еврейкой из Хэмпстеда, и ее папа с мамой работали в СМИ, так что чего еще можно было ожидать? В итоге это меня так запарило, что мы благополучно расстались.
А теперь меня Никки изводит. Я уже начинаю искать причины, чтобы тихонечко с ней расстаться. Я знаю признаки опасности: когда я начинаю заглядываться на страшненьких, хуже воспитанных, менее изящных, менее интеллигентных птичек, и при этом у меня стоит. Я понимаю, что это только вопрос времени, когда я променяю Никки на кого-то, кого возненавижу уже через пять минут, и я сам себе из-за этого отвратителен. Но мне нужна постоянная новизна. И она не так хороша в постели, как сама о себе думает, со всеми ее гимнастическими изъебствами. Да и вообще она просто ленивая корова. Вечно ей хочется спать. Может весь день проваляться в постели, типичная, блядь, студентка, а я встаю вместе с жаворонками. Никогда не любил много спать: мне хватает двух-трех часов за ночь. Меня задолбало просыпаться ночью со стояком и пытаться отыметь теплый мешок с картошкой.
Она такая красивая, так почему я готов сейчас хоть вагоны грузить, лишь бы только не идти с ней домой и не залечь с ней в койку? Прошло всего несколько месяцев. Я что, уже пресытился ею? Мне что, так мало надо? Однозначно, нет. Потому что иначе я, блядь, обречен.
Мы идем к ней, и она заставляет меня смотреть фотки в одном из этих околопорнографических мужских журналов для дрочил. Там на обложке — еще одна экс-гимнастка, эта Каролин Павитт. С которой Никки была знакома. Которой она одержима.
— Она просто уродина, — сказал я. — Просто из-за того, что она была на Олимпиаде и ее показывают по ящику, куча парней хочет на ней прокатиться. Призовая ебля, только и всего.
— А ты бы тоже на ней прокатился, будь у тебя такая возможность? Вот если б она сейчас появилась тут, ты бы наверняка позабыл обо мне и стал бы виться вокруг нее, — говорит она с желчью в голосе.
Все, с меня хватит. Она, блядь, ревнует, обвиняет меня в том, что у меня есть виды на какую-то телку, которую я в жизни не видел, до тех пор, пока она не ткнула мне в нос этой фоткой в журнале. Я поднимаюсь и собираюсь уходить.
— Что еще за психозы? — говорю я в дверях. — Учись себя контролировать.